О себе

— Николай Максимович, вы не нуждаетесь в представлении, ваше имя прочно ассоциируется с балетом даже у тех, кто о нем ничего не знает. А вы сами когда-нибудь хотели заняться чем-то другим?

Если бы я выбирал профессию сознательно, стал бы хирургом, спасал жизни. А вот в балет я не хотел, но меня манила сцена. Я всегда хотел сниматься в кино и играть в театре, но не брали. Видимо, не очень красивый был. Хореографическое училище давало путевку на сцену, поэтому я решил в него попасть. Там на просмотре у меня оказались идеальные способности.


— А бросить потом не хотелось?

В детстве в балете меня удержали слова моей мамы, которая сказала, что ничего из меня не получится, мол, покапризничаю и уйду. Я не мог проиграть, и каждый раз это меня останавливало от того, чтобы сдаться.


— Вы окончили Московское хореографическое училище. Расскажите об учебе там.

Я попал в Московское хореографическое училище, когда оно было лучшим профильным учебным заведением в мире. Там работало фантастическое количество великих мастеров. Было гораздо больше детей, чем сейчас, — все из разных уголков страны. Запомнилась крайняя строгость, требовалось блистательно учиться. Мы не имели права шалить и балбесничать.
При этом в те годы мы были привилегированными детьми, выезжали за границу. В 16 лет я побывал в Японии, где мы жили два месяца. Впервые увидел диснейленд. И сегодня, когда бываю в странах, где есть такие парки, обязательно туда еду.
Училище я окончил с красным дипломом, после чего отдал его маме. Она тут же отнесла его в институт, куда с ним меня приняли без экзаменов. Пришлось учиться на педагога. Правда, я долго саботировал, не ходил на лекции, но мама заставляла.

— Когда выступали, сильно нервничали перед выходом на сцену?

Поначалу очень сильно психовал. Когда стал танцевать серьезные роли в Большом театре, у меня перед спектаклем всегда была ангина и температура 38 градусов. Это просто психосоматика, пока организм не привык.
В тот момент, когда ты делаешь шаг на сцену, все меняется. Однажды японцы делали про меня фильм, было много камер. Снимали подготовку к балету «Жизель», и потом на монтаже я увидел, как быстро у меня поменялось лицо во время выхода на сцену — как табло в аэропорту. Я просто ахнул. Считал себя таким спокойным и уравновешенным, а оказалось — нет.
При этом мне никогда не нравились люди, которые в день выступления уже с утра в образе: ни с кем не разговаривают и ничего не делают. Я, наоборот, всегда старался сидеть в общей раздевалке, чтобы было веселее. Любил и анекдот рассказать, и посмеяться — меня это отвлекало.


— Ваши любимые роли в балете?

Я увидел балет «Баядерка», когда учился в хореографическом училище, и мне очень захотелось исполнить его. Партия Солора в мужском классическом репертуаре самая сложная. В этой роли я вышел на сцену в 1997 году и 15 сезонов танцевал ее на лучших сценах мира.
Самое большое признание для артиста, когда роль становится именем нарицательным. В этом смысле мне повезло. Мой костюм Германна из «Пиковой дамы» находится в музее Пушкина в Петербурге, костюмы принца Дезире из «Спящей красавицы» и «Щелкунчика» из одноименного балета — в Клину, в музее Чайковского. А костюм из партии Солора я подарил Дому-музею Сергея Худекова в Сочи. Рад, что там будет моя частичка, это большая честь.


— Как вы проводите свободное время?

Читаю книги (хотя в последнее время все меньше), смотрю сериалы, играю в игрушки на телефоне. Мне можно, я — круглый отличник. А детей предупреждаю: когда будете такими же народными артистами и всевозможными лауреатами, тогда будете играть.
Когда я был маленький, ни мобильных телефонов, ни компьютерных игр не было. У меня вообще нет воспоминаний о юности. Всегда с удивлением слушал рассказы одноклассников о том, как они сходили в кино или на вечеринку. Я же могу в подробностях рассказать только о своих репетициях и выступлениях.

О преподавании

— Вы уже больше десяти лет возглавляете Академию Русского балета имени Вагановой в Санкт-Петербурге. Сами вы всегда с пиететом и уважением вспоминаете своих педагогов. А как к вам относятся ваши ученики?

Когда был юным, я не мог понять, почему у многих одноклассников нет пиетета к педагогам. Некоторые с истерикой принимали их замечания, а потом выпустились и больше не вспоминали своих преподавателей. Так было всегда. И мои ученики тоже относятся по-разному, кто-то наверняка считает меня сволочью. Мне повезло учиться у одаренных людей, которые всегда говорили правду в глаза. И я их за это очень любил. Это значит, что вы в игре, вами занимаются, отдают свою энергию. А когда на вас не обращают внимания, значит у вас все плохо. Мне как руководителю порой приходится объяснять родителям, что у вашего ребенка нет способностей и не надо его мучать.


— Что для вас сложнее: танцевать самому или обучать других?

Танцевать самому не сложно, впрочем, как и обучать других. Сложно иногда смотреть на тех, кого ты обучил: часто это неприятно, а иногда даже стыдно.


— Как вы относитесь к тому, что дети исполняют вариации, рассчитанные на зрелых исполнителей?

Очень плохо. Я не разрешаю такого в академии и постоянно ругаюсь из-за этого с педагогами и мамами, которые пишут жалобы, что их ребенка не пустили на какой-то конкурс. Сейчас много разных конкурсов, и люди на них зарабатывают деньги — я против этого.
Каждый фрукт прекрасен по-своему в определенный период. Вы же не будете есть зеленую клубнику. То же самое и с человеком. Я тоже был не очень интересен, пока не созрел. Я очень рано приобрел видеокамеру, это была одна из первых моих дорогих покупок. Я снимал себя и смотрел со стороны. Часто ходил в театр, был насмотренным и сравнивал себя с теми, кого видел. Учитывал мнение педагогов. Когда понимал, что у меня плохо получается, больше никогда это не исполнял.
А сейчас детей ставят на главные роли в известных спектаклях, они выходят на сцену и падают. Вот почему я стараюсь отказываться от участия в жюри разных конкурсов, потому что опять скажу правду.

О балете

— Ваше отношение к современному балету?

Сегодня очень много спектаклей, на которые я никогда не приду. Будучи артистом, мне всегда было жалко тратить время на ерунду, поэтому я предпочитал исполнять что-то проверенное и интересное.
Как говорят многие ведущие люди в профессии, когда артист начинает говорить, что устал от классики, значит, его техника стала хромать. Потому что когда вы играете Первый концерт Чайковского, когда поете арию Nessun dorma из оперы «Турандот», когда танцуете «Баядерку», сразу видно — попадаете вы или нет.


— Хотели бы что-то поменять?

Что касается технологий, для меня нет ничего прекраснее добротного старинного театра. Но если там вдруг появится какой-то необычный эффект благодаря современным технологиям, это прекрасно. Правда, нынешний театр, к сожалению, идет к упрощению и экономии.


— А что насчет балетных костюмов…

Здесь интересен пример «Баядерки». Там столько несоответствий с жизнью индусов, их психологией, что серьезно к этому относиться нельзя. В 1991 году, когда этот спектакль вернули в репертуар Большого театра, на премьеру пришел посол Индии с представительным колоритным сопровождением. Все они сидели в царской ложе в национальных костюмах, и было непонятно, где сильнее блестит — там или на сцене. Они, конечно, были очень удивлены происходящим в спектакле.
В 1960-е годы была мода на минимализм — у балерин укоротились пачки, мужские костюмы тоже поменялись. В 2000-х годах пошла мода на все яркое и блестящее.
Думаю, что балетный костюм еще не раз будет меняться.

— Балет — один из символов России. А нужно ли его популяризировать или все-таки это искусство для узкого круга ценителей?

Балетный театр родился при дворце и там же остался. Он никогда не выходил на площадь. Можно сделать большой спектакль на стадионе, но вы не получите от него удовольствия — с трибун будут плохо видны маленькие фигурки на сцене. Качественный балетный спектакль — это красивый зрительный зал, блистательный оркестр, богатые декорации и хорошее исполнение.